Приходит весна. Лес просыпается после длинного зимнего сна. В эту пору оживает каждое дерево. Где-то глубоко в земле корни уже вбирают в себя влагу оттаявшей почвы. Весенние соки могучим потоком поднимаются вверх по стволу и сучьям, наполняют собой почки, а они надуваются, разбухают. Вот-вот готовые лопнуть и развернуть первую зелень листвы.
Помню, в один такой день бродил я в лесу. Неожиданно где-то вдали послышался стук топора. «Странно, - подумал я, - ведь в этих местах рубка леса воспрещена». Я поспешил на стук. Но он скоро прекратился. Я вышел к опушке. Там уже никого не было видно.
Остановившись и оглядевшись кругом, я заметил возле самой дороги старую, развесистую берёзу. На её стволе ещё издали ярко виднелись свежие следы топора. Подойдя к дереву, я осмотрел глубокую зарубку. Её сплошь заливал прозрачный берёзовый сок. Обильной струёй он стекал по стволу. Я поглядел вверх, на густые ветви, сплошь усыпанные лиловыми почками.
«Они уже не распустятся, - подумал я. – Та влага, которая напитала бы их, теперь без пользы течёт на землю. Дерево постепенно зачахнет, да и погибнет. А чтобы вырастить его, нужно не менее сорок – пятидесяти лет. И такое зло, даже верно, не подумав об этом, сделал кто-то, чтобы глотнуть два-три глотка сладковатого, почти безвкусного сока».
Такая порча деревьев не единственный случай. Каждую весну тысячи берёз гибнут от топоров и ножей. И ведь не только погибает то дерево, которое надрубили, совсем нет: засохшие деревья – это рассадник всяких вредителей леса. Кроме того, это источник лесных пожаров.